– Что это значит, мэтр? Что это может значить? – Глаза у Стайни сделались совершенно больные.
– Что нашему миру стало хуже, – отвернулся Ксарбирус. – Я знаю, это общие и ничего не значащие слова, но ничего лучшего у меня сейчас нет. Я, напоминаю, не маг, не чародей. Я учёный, естествоиспытатель, алхимик и медик. Но не больше. Нэисс, у тебя родовой наследственной магии куда больше, чем во всех моих эликсирах. Можешь что-нибудь сделать?
Сидха поёжилась.
– Я… ощутила. Боль земли. Там, под водой, ведь тоже земля, хотя и совсем другая, нежели та, что даёт жизнь нашим лесам. Когда Гниль прорывалась прошлые разы, ничего подобного не было.
– А когда чудо то рогатое, мэтр Кройон сиречь, к нам являлся, что чуялось? – бесцеремонно влез Брабер.
– Ничего, – только и ответила сидха. – И потом… когда у Тёрна портал в Храме Феникса открывался, тоже ничего похожего. Тогда, наверное, и в самом деле это была дверь, а тут… ну словно стену тараном пробили.
– И как нам это поможет освободить дхусса? – Стайни упёрла кулаки в бока. – Как это вообще с ним связано?
– Может, никак. А может, и связано – если вспомнить о той милейшей малышке, что следует за ним по пятам.
– Но доселе ничего подобного не случалось, мэтр!
– Вот именно, – Ксарбирус вздохнул, на сей раз совершенно неподдельно. – Я боюсь, дорогие мои спутники. Боюсь, что всё больше защитных скреп нашего мира отказывает, распадается ржою, исчезает без следа.
– Эк сказанул! Да у нас мир только и делает, что погибает, – сплюнул Брабер. – Скрепы защитные какие-то… Где они, мэтр? Их руками пощупать можно? Потому как ежели так, то мои сородичи ещё не забыли, что такое молотобойная работа. Укрепят так, что ещё тысячу лет простоит, а то и две, или три, или пять…
– Золотые слова, – кивнул алхимик. – Да, любезный мой гном, ты прав, ты прав. Конечно, никаких железных скреп у нашего мира, увы, нет. Да, я и впрямь поднабрался от дорогого Тёрна манеры говорить о том, что, мол, конец близится. Я учёный, уважаемые мои, учёный-алхимик, изучающий трансмутации, изменения элементов, то, что можно пронаблюдать, повторить в колбе или реторте… Нет, я не о том. О сохранении баланса магических сил… но это не моя специализация. Тёрн, пожалуй, сказал бы вернее, хотя, скорее всего, опять отделался бы многозначительным молчанием. Или туманным намёком, что немногим лучше…
Последние фразы Ксарбирус произносил, словно боясь неизбежной тишины. Вся команда спасателей повесила головы, говорить больше никому не хотелось. Они достаточно странствовали вместе, повидали всего с избытком и понимали, что означают морские прорывы Гнили. Конец света или не конец – а жуткий мор, поразивший обитаемые земли, грозил перекинуться и на свободные от него доселе моря. Гниль отвоёвывала себе всё новые и новые пространства.
Однако страшное место осталось позади; ветер наполнял паруса, «Бродяга» не сбавлял ход. Переправа приближалась.
Глава III
Тьма. Тишина. Сюда не пробивались звуки, здесь подолгу отсутствовал свет. Тюремщики всё продумали – проведшему много дней в полной темноте узнику сбежать куда труднее.
– Алли. – Молчание. – Алиедора!
– Чего тебе, дхусс?
– Не впадай в отчаяние. Твой дух – самое сильное оружие. Верь в него, а не в снадобья и эликсиры. Без твоего духа они – ничто. Да, ничто!
– Тьфу, пропасть. Сколько раз я уже слышала подобную болтовню, дхусс? Все балаболят, одни только Мастера Некрополиса объясняли всё чётко и понятно. Эта атака проводится так-то и так-то. Правую руку сюда, левую туда. Подскок, приседание, полуоборот, удар на раскрутке. Если что-то не выходит, покажут как. Помогут. А дух твой… Не видно его и не слышно. Объясни, будь ласков, да не хуже, чем в Гильдии Мастеров.
– Ты можешь объяснить, как именно ты сжимаешь кулак или поднимаешь руку? Что ты делаешь, чтобы шагнуть, повернуть голову, пожать плечами?
Алиедора не ответила. Злость кипела и требовала выхода – последнее время она и впрямь стала поддаваться на уколы Тёрна. Может, действительно сказывалось отсутствие эликсиров; конечно, вшитые скляницы никуда не делись, но, кто знает, на сколько хватит их запасов? Мастера никогда не говорили, что, мол, снадобья внутри её тела нуждаются в пополнении.
– Помолчи, пожалуйста. Просто помолчи.
Тёрн послушно умолк. В тишине слышалось только его тяжёлое дыхание, словно он волок на плечах неподъёмный груз.
Эликсиры. Да, эликсиры. Она привыкла думать, что она уже стала «лучше» и «выше» простого «мяса», бросаемого Некрополисом на самые трудные дела зачастую почти без надежды вернуться. Конечно, ещё совсем недавно эликсиры ей ещё очень даже требовались – достаточно вспомнить тот же Феан и рыцарей Ордена Чаши. Вышла бы она из той схватки, не наглотавшись алхимичьей отравы?..
А Стайни? Бывшая Гончая Стайни, которую, если верить дхуссу, излечил мэтр Ксарбирус, – что в ней осталось из высокого искусства Мастеров?
Отчаяние… нет, дхусс, я никуда не впадаю. Я сосредотачиваюсь. Потому что, стоит мне только увидеть свет солнца, как придётся убивать. Очень быстро, и страшных противников, один раз уже взявших надо мной верх. Не говоря уж о том, что драться придётся средь бела дня, почти ослепшей.
– Алиедора…
– Хватит, Тёрн. Я знаю всё, что ты можешь мне сказать. Дух, сила, что внутри, стойкость… Я этого ещё в детстве наслушалась. Ом-Прокреатор и тому подобное.
– Алиедора, если ты не обратишься к духу, что в тебе, мы проиграем второй раз и теперь уже без надежды взять верх.
– Дхусс. Я так не умею. Давай, как я сказала – правую руку сюда, левую…
– Хорошо, – неожиданно твёрдо сказал он.
Жёсткие пальцы коснулись её плеча, поднялись вверх, к виску, и Алиедора вздрогнула, сжимаясь в комочек; совсем не так, как достойно боевой Гончей.
Дхусс придвинулся совсем близко, пальцы его легли и на другой Алиедорин висок.
– А теперь – сражайся! – вдруг приказал он. – Дерись! Побеждай!
– Что ты… – начала было она, и тут перед глазами вспыхнуло.
…Исчезли стены темницы, исчез и сам мрак. Алиедора стояла под ярким солнцем, на неширокой аккуратной дороге, вымощенной шестиугольными ослепительно-белыми плитами. По обочинам тянулись диковинные деревья, «пальмы», как называли их Мастера, показывая Алиедоре гравюры в толстенных альбомах на уроках землеведения. Кусты с тёмно-зелёными кожистыми листьями, усаженные крупными, с кулак, венчиками всех оттенков радуги. Над головой трепетали крыльями смешные пичужки, зависая над цветами и окуная туда длинные тонкие клювики. Было тепло, но не жарко, с недальнего моря веял свежий ветерок – словом, ничего лучшего и желать нельзя.
Где я?
«Это Смарагд, – сказал невидимый дхусс. – Смарагд, Алиедора! Посмотри вокруг, посмотри внимательно!»
Только теперь она поняла, что руки у неё связаны спереди, вернее, даже не связаны, а скованы какими-то непривычно-мягкими кольцами кандалов. Ноги скованы тоже, позволяя делать только мелкие шажки.
И, конечно, там была стража. Высокие, одетые в зелёное и серебряное воины; одного взгляда бы хватило, чтобы узнать в них соплеменников волшебника Роллэ. Смуглые, с удлинёнными глазами и льющимися потоком паутинно-тонкими волосами. Как и Фереальв, за спиной каждый из них носил пару коротких кривых мечей.
Шестеро, услыхала Алиедора. Шестеро Наблюдающих. И самое меньшее двое Разыскивающих, магов, таких, как Роллэ.
Всего-то, усмехнулась Гончая. Восемь на нас двоих?
На тебя одну, Алиедора. На тебя одну. Нас повезут порознь. На Смарагде нету глупцов. Я рассчитываю на тебя, Гончая. Дерись же, дерись!..
Видение было настолько ярким и живым, что казалось – она и в самом деле стоит на тёплых белых плитах дороги и рядом – молчаливая стража. Нет тёмной и тесной каморки, веет вольный ветер, цветут невиданные сады, голубеет небо, и нет ничего между нею и свободой.
Сражайся!
Её толкнули в спину, и тело Гончей само отстранилось, так что рука Наблюдающего провалилась в пустоту. Алиедора крутнулась на месте, захватывая локоть стражника скованными руками, ноори не устоял на ногах, повалился. Несмотря на кандальные браслеты, один из его мечей Гончая успела выхватить.